Капища
Для славянина Природа священна. В ней проявляется Род-Бог в мире, нашим глазом видимом. В ней жили наши Предки, будут жить и вновь, перерождаясь через нас в потомках. Поэтому долг наш – оставить для своих же будущих воплощений Землю чистой и светлой, какой получили от родичей своих!
Однако, были у наших Предков и особенно любимые и почитаемые священные места. Ведь Род воплощён не только в земном мире, но разлил Жизнь по всей Вселенной. Священные места славян поэтому предназначены для общения людей с иными мирами. Мирами, куда отправимся через огненную реку Смородину после пути нашего земного.
В этих особых местах в особые дни можно было перекинуть Калинов мост через Смородину и немного пообщаться с Предками своими да с Богами Родными, которые есть Предки Предков наших. Восславить их за то, что им благодаря живём сейчас, да попросить их в гости хоть ненадолго. «Летите, милые Деды...»
Разными были священные места наших Предков. Каждое – по своему случаю созданное и со своей целью используемое. Христианский миссионер Гельмольд писал, что «у славян все поля и селения изобиловали божками», что подтверждает божественное понимание Предками Природы.
По всему славянскому миру, простиравшемуся от Одера до Оки, обнаружены следы почитания славянами своих Богов. Данные археологии дают ценный материал, проливающий свет на обрядовую, религиозную сторону жизни наших Предков, хотя обосновать культовый характер найденного археологического памятника довольно трудно. Тем не менее существуют определённые признаки, отражающие закономерности в расположении, конструкции, планировке, характерные для большинства культовых мест и святилищ. Знание этих закономерностей используем мы, родноверы, восстанавливая и поддерживая обычаи Предков, которые объединяют славянские народы в единую большую семью.
Общей особенностью культовых объектов оказывается их расположение за пределами населенных пунктов, очень часто на возвышенности или высокой горе. Бесспорным свидетельством культовой принадлежности объектов являются находки капей (образов Богов) или мест, где они были поставлены (капищ), сохранение остатков жертвоприношений, длительное употребление огня на одном и том же месте. Выделяется целый ряд конструктивных деталей, свойственных большинству святилищ: символическое ограждение, обычно круглая или овальная форма капищ с капью в середине, широкое применение камня и каменных вымосток, наличие священных колодцев, целебных источников. По сведениям археологов, перечисленные закономерности характерны для всей славянской земли.
Вескими доказательствами в определении места как святилища являются свидетельства современников, занесенные в летописи или в специально написанные поучения против язычества. По поводу последних следует сказать, что они сильно отличаются от сведений современников о западных славянах.
На запад, в земли балтийских славян, ехали миссионеры с заданием окрестить местное население и приобщить его к пастве римского папы. Рассказы католических епископов о славянских храмах и обрядах являлись своего рода отчетностью перед римской церковью об успехах их религиозной деятельности. Миссионеры писали по принципу контрастов: разгульное, неистовое язычество с многолюдными празднествами и жертвоприношениями, с одной стороны, и благолепие и смирение после успеха проповеди христианства, с другой. Описание славянского вероисповедания было одной из задач западных епископов-миссионеров, и это делает их записи особенно ценными.
Восточнославянские авторы XI-XIII вв. не описывали славянскую веру, а бичевали её, не перечисляли элементы народных обрядов, а огульно осуждали все «бесовские» действа, не вдаваясь в подробности, которые могли бы интересовать нас, но были слишком хорошо известны той среде, к которой обращались проповедники. Тем не менее, несмотря на указанную особенность русских антиязыческих поучений, они представляют определённую ценность.
Что же касается этнографии как науки XIX-XX вв., то следует сказать, что без привлечения необъятного и в высшей степени ценного этнографическо-фольклорного материала вопрос об устройстве славянских святилищ не может быть решён. Это связано с тем, что от большинства ритуальных действий не могло остаться ничего археологически ценного. Это касается хороводов, игрищ, заклинаний, плясок и т.п. Своеобразным, но очень плохо изученным остатком славянской старины являются многочисленные названия урочищ: "Святая гора", "Лысая гора" (местопребывание «ведьм »), "Святое озеро", "Святая роща", "Перынь", "Волосово" и т.п. Все известные славянские священные места можно разделить на несколько видов и типов.
В особый вид выделяют почитаемые места и объекты природного происхождения , лишь изредка тронутые человеком. Это священные камни и их скопления, деревья и рощи, источники и колодцы, холмы и горы.
Следующим видом памятников являются культовые места – ямы или площадки, устроенные Предками для жертвоприношения по какому-либо определённому поводу и впоследствии оставленные.
Основным видом культовых памятников являются собственно святилища – постоянные обрядовые места. Среди них можно выделить несколько типов:
Кроме того, отдельным видом культовых памятников считают курганы, в которых покоятся Предки – Чуры, охранители семьи и рода земного. Обычай ходить по праздникам на могилы Предков настолько силён, что до сих пор церковники безуспешно пытаются отучить от него людей, молебнам в церквях предпочитающих общение с родичами на кладбищах.
Культовые памятники | Века |
|||||||
Крупные городища-святилища | ||||||||
Храмы | ||||||||
Капи | ||||||||
Малые городища-святилища | ||||||||
Площадки-капища | ||||||||
Городища-убежища с культовыми сооружениями | ||||||||
Жертвенные площадки | ||||||||
Жертвенные ямы | ||||||||
Из таблицы видно, что разные виды святилищ у славян появлялись в разное время с изменением их мировоззрения. Природные памятники дополнялись, а иногда и вовсе заменялись на благоустроенные человеком святилища. Мышление людей упрощалось, конкретизировалось, концентрировало внимание на видимой, внешней стороне обряда.
Однако, всегда были и сейчас живут люди ведающие, чувствующие самую суть мира, в которой внешнее – лишь обёртка внутреннего, а мир видимый распадается на мельчайшие частицы, неотличимые друг от друга. Мир един и целостен, нет абсолютных полюсов, и делят мир пополам те, кто хочет, управляя битвой Добра и Зла, достичь своих целей. Душа славянина чувствует единство с окружающим миром, потому что она и есть его родная частица, «микрокосм в макрокосме».
Святилище обычно состоит из капища и требища. Оба они отделены от обыденного пространства. На требище собирается основная масса народа, и там организуется трапеза. Для этого в древности на требищах создавались специальные сооружения. Там же жили сторожа и дежурный жрец, хранился необходимый инвентарь и запас дров. Хозяйственные постройки: амбары, склады, бани, конюшни и пр. – располагались всегда вне требища.
Наиболее сильным местом святилища является капище. Это ворота в мир Богов, находиться там должны только жрецы или подготовленные, сильные люди. Жрец может сопроводить на капище людей для выполнения определённых обрядов, но только при соблюдении ряда условий.
Вокруг капища возводится небольшой вал и ров, в котором горят костры, которые олицетворяют собой огненную реку Смородину. При этом сама площадка капища оказывается отделенной от остального мира пеленой дыма, огня и дрожащего в пламени воздуха, так что возникает подобие ограниченного шторой пространства, открытого в небо. Красной шторой была отделена капь Святовита в Арконском храме, она несла в себе образ горящего огня. На площадку капища через ров и вал перекинут Калинов мост. По мосту жрецы входят на капище, где и общаются с Богами и Предками. Со стороны требища видится, как жрецы уходят беседовать с Богами за огненную реку, в пространство, отделенное от мира нерукотворными стенами.
Само капище есть место единения двух начал. В круглое капище, олицетворяющее женщину, Мать-Сыру-Землю, Макошь, проникает столб капи – мужчина, Отец-Небо, Сварог. Единение этих миров, небесного и земного, даёт огромную Силу соучаствующим в этом славянам, вписывающим себя через праздники в коловорот Жизни. Поэтому-то и должен приносить требу квасом-дождём жрец, а короваем-землёй – жрица. Эта треба, отдаваемая от себя, взойдёт к Богам через краду-огонь священный и заменится для каждого исполнением желания, загаданного при возложении рук на требу. Ничего ниоткуда не появляется и никуда не исчезает бесследно. Ранее таковой природной капью, единившей Небо и Землю, было священное дерево. В народных сказках сохранились предания о священном дубе, по ветвям которого герой путешествует в мир Предков. У германских народов таким деревом был ясень Иггдрасиль.
Ныне капища являются священными местами славянских родноверческих общин, на которых они проводят славянские праздники и обряды. Сооружается капище всей общиной, под руководством жреца общины, действующего или только избранного общинниками. В случае необходимости следует использовать опыт соседних общин, капища уже имеющих. Для начала выбирается место для капища. При этом необходимо учесть отдалённость места от «цивилизации», удобность подъездных путей и маршрутов общественного и личного транспорта, для того чтобы можно было беспрепятственно добраться до места его расположения в любую погоду в любое время года. Если капищ будет несколько, то доступность подъезда выбирается исходя из сезонности использования капища. При этом следует обследовать несколько районов, присмотреться, тянутся ли туда люди на отдых в выходные дни, прежде чем определиться окончательно. Можно сделать капище подле древних славянских священных мест, однако следует учитывать, что на самих археологических памятниках любые возведения и работы запрещены, и ваши строения будут по закону рано или поздно снесены администрацией. В случае наличия в общине людей, могущих определить место силы с помощью лозоходства, например, то капище хорошо сделать именно в таком месте. Если же таких людей нет – не расстраивайтесь. Слушайте своё сердце и прочувствуйте предполагаемое место святилища.
Есть к тому же и вполне определённые признаки мест силы. За капищем должен быть лес, перед капищем поляна для требища, а неподалеку желательна река, или родник, или водоём с чистой водой, чтобы можно было утолить жажду. Хорошо будет выглядеть капище на холме или, напротив, укрытое под холмом. Поляна необходима для возможности принятия гостей и чтобы можно было устроить на ней игрища. Следует учитывать, что капища мужских Богов следует делать на возвышенностях, а женских (и посвящённых Велесу) – в низинах.
Опашка сооружается или выкладывается из подручного натурального материала, коим могут служить камни, предварительно обработанные стволы поваленных деревьев (сушняк), земляной грунт и т.д. Она может быть круглой или овальной (яйцо – символ Рода). Круглое капище делается Солнечным Богам, овальное – Роду, Всебожью или иным Богам или Богиням. Во втором случае "острый" конец капища располагается на полуночь, к северу, к середине мира (Полярной звезде). Лик солнечных Богов должен смотреть на восток или полудень, иных – каждого по-своему. Подле капи устанавливается жертвенный камень-алатырь, который должен иметь широкую плоскую форму для положения треб. Перед ним кругом из породы камня, хорошо держащего высокую температуру, выкладывается крада (огневище), располагающаяся таким образом, чтобы имелся свободный проход между ним и жертвенным камнем. Вход в капище, крада, жертвенник и капь должны составлять одну прямую линию.
Используя знания и опыт Предков, община всё же делает капище для себя. Поэтому доверьтесь своему сердцу, и оно подскажет, каким будет ваше святилище.
Места, специально предназначенные для совершения неоднократных ритуальных действий, в археологии чаще всего принято называть «святилищами». Впрочем, этот термин «сопровождается» целым рядом разнообразных синонимов — капище, сакральный объект, культовый объект, ритуальный комплекс, жертвенник, почитаемое место и т. д. Это терминологическое многообразие отражает отсутствие в распоряжении археологов четких материальных признаков подобных памятников. Когда речь идет об остатках сакральных сооружений, связанных с религиозной традицией, сопровождающейся подробными описаниями таких объектов или существующей в современном обществе, интерпретация подобного памятника чаще всего не вызывает принципиальных сложностей — он оказывается «узнаваемым».
Так, например, в ходе выявления оснований каменных православных церквей ХIII-XIV вв. при раскопках в Довмонтовом городе Пскова проблема их интерпретации в качестве храмов (в отличие от располагавшихся поблизости гражданских строений того же времени) отсутствовала в принципе. Отдельным направлением исследования этих зданий стала их атрибуция — дело в том, что в письменных источниках, сообщающих о строительстве в Довмонтовом городе каменных храмов, в большинстве случаев отсутствуют точные указания их местонахождения. Культовый же характер этих построек был очевиден с учетом их характерной планировки, в девяти из десяти раскопанных церквей были обнаружены современные им фрагменты храмовой фресковой живописи и т. д.
Совсем другое дело — выявление святилища доисторической (дописьменной) эпохи, связанного с несуществующей сегодня религиозной традицией. Каким оно было? Как должны выглядеть археологизированные материальные остатки такого объекта?
По справедливому замечанию В.Н. Седых (2000: 16), в археологии «в качестве признаков культовых объектов… называют различные, часто единичные, не сочетающиеся с другими, а то и прямо противоположные по сути признаки…» Стоит добавить, что, как правило, такие признаки оказываются методически необоснованными. Так, в работе, посвященной славянским языческим святилищам, И.П. Русанова и Б.А. Тимошук полагают, что «для подтверждения культового значения памятников необходимо выявить их определенные признаки, отражающие закономерности в расположении, конструкции, планировке, характерные для большинства культовых мест и святилищ». Однако, подобные признаки, предлагаемые самими И.П. Русановой и Б.А Тимощуком, вряд ли можно назвать правомерными: например, в качестве таковых отмечаются «сохранение остатков жертвоприношений», «длительное употребление огня на одном и том же месте» и т. п. Но что следует считать остатками именно жертвоприношений, а не, скажем, бытовых отходов? Кости животных? Но их наличие, как и следы «длительного употребления огня», может быть обусловлено исключительно бытовыми причинами.
Недоумение вызывает следующее утверждение исследователей: «В особый вид выделяются почитаемые места и объекты естественного происхождения, в создании которых участие человека было минимальным. Это камни, лишь иногда искусственно подработанные, деревья, источники, рощи, горы, которые часто входят в состав больших культовых комплексов» (Русанова, Тимошук 1993: 9). Однако, каким образом в таких случаях археолог может определить сакральный статус конкретной рощи или горы в древности И.П. Русанова и Б. А. Тимошук не объясняют.
В самом общем виде мы можем рассматривать святилище как объект (или пространство), в котором (с точки зрения носителей данной религиозной традиции) проявляется действие неких сверхъестественных, сакральных сил. Это — то самое «проявление священного», которое Мирча Элиаде называл греческим термином «иерофания». Именно иерофания и определяет необходимость совершения тех или иных ритуальных действий в данном месте. Однако, доступные для археологов материальные признаки такого объекта и связанных с ним ритуалов могут быть зафиксированы далеко не всегда. «Священный камень остается камнем; внешне (точнее, с мирской точки зрения) он ничем не отличается от других камней. Зато для тех, для кого в этом камне проявляется священное, напротив, его непосредственная, данная в ощущениях реальность преобразуется в реальность сверхъестественную» (Элиаде 1994: 18).
Попытки определить и перечислить материальные признаки святилищ как археологических памятников вряд ли когда-либо увенчаются успехом — технические приемы обозначения или оформления сакрального пространства характеризуются чрезвычайным разнообразием. Ирония В.Г. Чайлда (1956: 276), отмечавшего, что характеристика археологами предметов в качестве ритуальных представляет собой «научное выражение того, что мы не знаем, для чего они предназначались», по сей день оказывается вполне уместной. Однако, так или иначе археологи обнаруживают и исследуют некоторые подобные объекты.
Один из известных археологам видов культовых объектов уже был упомянут в предыдущей главе; я имею в виду костища — скопления костей животных, являющихся, по всей видимости, остатками жертвоприношений. Выше мы останавливались на примере Гляденовского костища, датируемого II в. до н. э. — III в. н. э. Но подобные объекты известны и среди памятников других эпох. Так, к позднему палеолиту относится Амвросиевское костище, исследованное раскопками в Приазовье (Борисковский 1953: 328-352, 445). Здесь было выявлено скопление костей 983 особей зубров (мощностью до 1 м), среди которых достаточно часто обнаруживались обработанные кремни и костяные орудия. Костище располагалось на дне естественного оврага. В скоплении были зафиксированы все кости скелета, но анатомические группы костей встречались редко, а целых скелетов не было вовсе.
Судя по тому, что памятник содержал целые и не раздробленные кости зубров, костяные наконечники копий и кремневые орудия (а не отщепы и осколки кремня) у нас нет оснований интерпретировать его в качестве некоего аналога «кухонной кучи» — скопления отбросов обитателей стоянки, расположенной поблизости. Известна также точка зрения, согласно которой Амвросиевское костище не имеет отношения к сакральным объектам и является «уникальным памятником облавной охоты на стадных степных животных» (Рогачев, Анивович 1984: 178) — предполагается, что памятник следует рассматривать ««как место гибели стада зубров, загнанного сюда в результате коллективной облавы. При этом в хозяйстве было использовано линь некоторое количество туш, лежавших сверху». Однако, размеры овражка слишком малы для подобного охотничьего мероприятия — если на участок площадью 200 кв. м загнать около 1000 зубров, то на 1 кв. м должны были бы наждаться 5 зубров.
Наиболее убедительной представляется точка зрения, согласно которой «амвросиевское костище было местом, куда жившие поблизости палеолитические охотники складывали все кости убиваемых ими на охоте зубров, веря, что таким путем они обеспечат возрождение последних и удачную охоту на них в будущем. У этого культового скопления можно было совершать обряды охотничьей магии, кидать в него копья и камни» (Борисковский, Праслов 1964: 24). Подобная интерпретация подкрепляется многочисленными этнографическими материалами, зафиксированными у аборигенных народов Сибири и Дальнего Востока. Так, например, «айны на медвежьем празднике строго следили за тем, чтобы все гости съеденного медведя были собраны и унесены в лес на определенное место — одно и то же из года в год, чтобы ни одна из гостей не завалялась где-нибудь…» (Борисковский 1953:350).
Схожей группой древностей следует считать и так называемые «медвежьи пещеры» палеолитического времени (период мустье), точнее говоря — те из них, которые являлись «костными ритуальными комплексами» (Житенев 2000: 37), а не результатами самозахоронений зверей или кухонных отбросов. Одним из эталонных памятников такого рода считается пещера Драхенлох (рис. 43) в Швейцарских Альпах (Столяр 1985: 143- 147). Здесь «наблюдался определенный подбор одноименных костей и их регламентированное расположение группами… При этом такие „склады“ явно не служили хранилищами мяса — иногда лежащие на одном горизонте длинные кости так тесно прилегали друг к другу, что в момент их помещения в „хранилище“ на них уже определенно не было мышц». Кроме того, отдельные кости медведей были выявлены здесь размещенными в различных каменных конструкциях. Так, в одном из сложенных из камней очагов, на сосновых углях лежали обгоревшие кости лап медведя. В тщательно сложенном из каменных плиток «ящике» (перекрытом сверху большой плитой) было встречено 7 медвежьих черепов и 6 длинных костей конечностей. В другом каменном «ящике» был найден череп медвежонка без нижней челюсти (через его скуловую дугу была специально продета целая бедренная гость) и две правые больные берцовые гости. Также в этой пещере были обнаружены черепа медведей установленные на каменных плитках или обрамленные плитками, поставленными на ребро. Таким образом, «совершенно явствен был как отбор гостей и их преднамеренная группировка, так и стремление обеспечить сохранность таким композициям». Видимо, подобное «экспонирование и сохранение символических частей многих особей одного вида в особых местах» (Столяр 1985: 259) отражает их некую ритуальную функцию.
Особая разновидность археологических объектов, маркирующих, по всей видимости, сакральные пространства, представлена различными монументальными изобразительными памятниками. В первую очередь, здесь следует отметить палеолитические пещерные гравировки и росписи. Рассмотрим верхнепалеолитическую пещеру «Труа Фрэр» на юго-западе Франции. Предполагается, что здесь «совершались инициации, рассказывались мифы и осуществлялись культ умерших или культ предков-покровителей…». Наиболее известный образ среди прочих изображений этой пещеры представлен зооантропоморфным персонажем, который именуется исследователями
«первопредком», «колдуном» и т. п. Панно «Труа Фрэр», содержащие многочисленные изображения бизонов и иных животных, как бы «сопровождают» фигуру «колдуна» и образуют вместе с ней единый комплекс, созданный, видимо, «с небольшими разрывами во времени». А.К. Филиппов (2000: 27-33) так описывает внешний вид стен «Труа Фрэр» (рис. 44) в древности: «Каменные стены Святилища в своем монолите — это мрамор черного цвета, но еще до появления гравюр черная основа приобрела беловатый оттенок; в свою очередь, беловатая поверхность была покрыта тонкой пленкой шины желто-лимонного цвета. Технология гравирования в Труа Фрэр убедительно демонстрирует умение первобытного мастера использовать самые различные свойства исходного материала и техники в целях создания выразительных форм. Здесь мы находим важное свидетельство определенного расчета на визуальный эффект. В данном случае цветовая и тоновая многослойность поверхности стен Святилища подсказывала изобразительные и выразительные возможности техники,камео“. Глубоко прорезанные линии были черными, менее глубокие — белыми. Множество длинных и коротких штрихов по верхнему желтому слою глины внутри контуров фигур моделировало шерсть; в некоторых случаях для высветления определенных участков употреблялось скобление („ракляж»). Изображения, выполненные в такой технике, при искусственном мерцающем освещении должны были казаться по-своему объемными и живыми».
Еле одна яркая группа монументальных изобразительных памятников первобытной эпохи — петроглифы. (Буквальное значение этого термина — «резьба по камню».) Как правило, петроглифами называют различные изображения (животных, птиц, людей, сцен охоты и т. п.), выполненные в древности в технике силуэтной или контурной выбивки на скалах, камнях и иных подобных поверхностях. Петроглифы широко известны в различных регионах. Одни из наиболее ярких ансамблей зафиксированы в Карелии, где они датируются временем неолита и раннего металла (V-II тыс. до н. э.) и, видимо, обозначают собой некие сакральные пространства. Более того — в ряде случаев известны композиции, изображающие сцены неких шествий. «Многочисленность участников шествий, наличие в их руках явно сакральных предметов, повторяемость сюжета и стереотипность изобразительного решения позволяют рассматривать эти композиции как реминисценцию какого-то ритуала» (Жульников 2006:178).
Остановимся подробнее на западной группе петроглифов мыса Бесов Нос на Онежском озере (рис. 45). Ее композиционным центром является антропоморфная фигура так называемого «беса». Эта фигура была целенаправленно размещена на трещине скалы, возникшей раньше самого изображения — начало трещины и место расположения рта «беса» совпадают, а другой ее конец уходит под воду Судя по тому, что один таз этого существа выбит в виде крутого пятна, а другой выполнен контурно (в виде окружности с точкой в центре), «бес» изображен одноглазым. Предполагается, что эта фигура представляет собой «изображение духа, охраняющего ворота в иной мир». Вместе с образами налима или сома и выдры это изображение образует композиционную основу данной группы петроглифов. Остальные фигуры на этом мысу меньшего размера, в расположении многих из них не ощущается композиционного замысла.
Еле одним примером петроглифических изобразительных памятников являются уральские и сибирские писаницы, относящиеся к различным эпохам. (Этот термин, как и многие другие, пришел в русскую археологию из народной речи.) Рассмотрим Большую Боярскую писаницу (рис. 46), расположенную в бассейне среднего Енисея, на склонах горного хребта Бояры и датируемую II-I вв. до н. э. (Дэвлет 1976: 5-12). Контурные и силуэтные рисунки, высеченные в точечной технике, составляют здесь единые, сложные по замыслу композиции, изображающие поселок древних жителей среднего Енисея. Образы жилищ домашних животных, оружия, домашней утвари и т. п. имеют исключительное значение для реконструкции быта и образа жизни этих людей. Считается, что на Большой Боярской писанице представлен некий «идеальный» поселок в период какого-то календарного праздника — около домов стоят люди с воздетыми к небу руками. Предполагается, что «древние художники, терпеливо выбивая на скале изображение поселка, созданного их воображением, ставили себе целью обеспечить при помощи этих рисунков материальное благополучие, изобилие и процветание реального поселения».
Вслед за наскальными изображениями надо упомянуть еще одну, близкую им группу монументальных объектов, характеризующуюся чрезвычайным разнообразием. Речь идет о стелах — обработанных камнях, содержащих какие-либо образы или надписи. Например, стелами являются сакральные объекты, получившие в археологической литературе название оленные камни (Савинов 1994: 4-6, 29). Этот вид памятников известен на широкой территории степной полосы Евразии (от Монголии до Дуная) и датируется концом эпохи бронзы и ранним железным веком (ХII-IV вв. до н. э.). На сегодняшний день известно более 700 оленных камней, при этом около 500 из них обнаружено на территории Монголии. Значительная часть последних относится к первым столетиям I тыс. до н. э. и сконцентрирована в крупных группах (до 10 и более таких камней).
Наиболее характерной формой подобных стел является плоская плита со скошенным верхом высотой в среднем 1,5-2,5 м. Оленные камни содержат выбитые изображения различных предметов (оружие и снаряжение воина и т. д.) и животных (оленей, лошадей, козлов, кабанов, кошачьих хищников). Чаще всего встречаются орнаментально-
стилизованные образы оленей — это обстоятельство и дало название данной разновидности памятников в целом. Важно подчеркнуть, что, как правило, оленный камень представляет собой фигуру человека, но при этом он лишен конкретных признаков антропоморфности — человеческий образ передается крайне условно и схематично. Общая иконографическая схема оформления оленных камней в азиатской части ареала их распространения включает в себя «опоясывающие линии наверх (ожерелье) и внизу (пояс); выше ожерелья на боковых сторонах расположены кольца — серьги и на лицевой стороне (на месте лица) три (реже — две) наклонных параллельных линии. На поясе подвешено оружие и снаряжение воина… Выше пояса выбита геометрическая фигура в виде заштрихованного „елочкой“ пятиугольника. Пространство между поясом и ожерельем заполнено изображениями различных животных…»(Савинов 1994:5).
Предполагается, что основное значение этих стел связано с «идеей жертвоприношений». Возможно, на некоторых таких камнях изображены именно жертвенные животные, которые как бы «поднимаются» вверх, а предметы холодного оружия (кинжалы, топоры и т. п.) являются орудиями жертвоприношения.
По характеру первоначального местонахождения, оленные камни подразделяются на две основные группы: либо они непосредственно связаны с погребениями, либо — установлены на территориях «специальных „жертвенников“» (Савинов 1994: 143-150). Несколько таких «жертвенников», основным элементом которых являлись подобные стелы, было изучено в ходе раскопок, например — жертвенник Жаргалант, представляющий собой крупнейшее скопление оленных камней в Монголии и расположенный на левом берегу р. Хануй (рис. 47).
Жаргалант представляет собой сложную конфигурацию различных сакральных объектов на площади 300 х 150 м (Волков 2002:98-101). К числу таковых относятся округлые курганы диаметром до 4 м и высотой до 35 см; плоские прямоугольные выкладки и «дорожки», выложенные из мелких обломков камня; свободные от камней площадки, на которых устанавливались оленные камни; четырехугольные каменные оградки; наконец — «колечки» из 7-8 камней, в несколько рядов окружавших отдельные объекты жертвенника. На момент обследования свое первоначальное положение сохранили лишь три оленных камня. Большая же их часть была снята со своих мест и использована вторично для сооружения в VII в. до н. э. упомянутых четырехугольных оградок в северной части жертвенника. «Перерывы между частями жертвенника и разная их форма позволяют предполагать, что он сооружался
постепенно, в несколько приемов, и в конце юнцов приобрел свой нынешний мегалитический характер». При раскопках двух четырехугольных каменных оградок были выявлены ямы, заполненные черепами жертвенных животных (в одной было найдено 80 черепов, в другой — 100). Среди них были представлены почти все виды домашних животных, известные ранним кочевникам — рогатый скот, лошадь, верблюд, собака. Кроме того, около одной из прямоугольных каменных выкладок были обнаружены две ямы, содержавшие с несколько черепов овец, а также — кости и черепа некоторых других домашних животных. В каждом из 7 раскопанных курганов под насыпью был встречен череп лошади, ориентированный на восток.
Следует упомянуть еще один яркий пример стел, связанных с некими сакральными функциями. Речь идет о стелах острова Готланд второй половины I тыс. н. э. с различными петроглифическими изображениями, являющимися своего рода «иллюстрациями» к скандинавской эпической космологии — так называемой «модели мира». Прототипом данных объектов были надмогильные обелиски первой половины — середины I тыс. н. э. Более поздние «памятные камни» грибовидной формы выполняли более значительную функцию: «Культовая их роль — гарантия,прочности“ космического и социального порядка, „нормальное распределение живых и мертвых между своим и иным миром, а также связь с последним, которая осуществлялась в рамках культа предков» (Петрухин 1978: 160). С VIII в. «памятные камни» «начали воздвигать вдоль дорог и в местах тингов — народных собраний» (Нюлен 1979: 10). К сожалению, большинство подобных памятников сохранилось не на месте своего первоначального расположения. Так, несколько таких стел позднее были использованы как плиты для пола в церкви одного из готландских приходов — Ардре (рис. 4 8). Их открытие состоялось лишь на рубеже XIX-XX вв.
Носителями сакральных изображений и надписей могут являться конечно же не только стелы, но и обычные камни — обработанные частично или необработанные вообще. Таковыми, как правило, являются североевропейские рунические камни эпохи викингов (IX-XI вв.), которые следует отличать от упомянутых выше готландских стел. Чаще всего рунические камни содержат мемориальные надписи, выполненные скандинавской сакральной письменностью (рунами) и посвященные памяти определенного человека, например: «Бьерн и Ингифрид установили камень по Отрюггу, своему сыну Он был убит в Финланде». Подобные камни представляют собой поминальные объекты и среди археологических памятников занимают «пограничную» позицию между погребениями и святилищами. Впрочем, мемориальная функция таких камней известна нам лишь благодаря наличию на них надписей и возможности их прочтения. (Интересно, как бы мы трактовали рунические камни, если бы скандинавские руны не поддавались дешифровке?) И, кроме того, в ряде случаев эти памятники содержат изображения сакральных образов, обладающих самостоятельным значением, а не подчиненных содержанию надписи.
Функции святилищ нередко выполняли монументальные скульптуры, в первую очередь — каменные антропоморфные статуи.
Рассмотрим изваяния половцев XI — первой половины ХIII вв. (рис. 49) в восточно-европейских степях (Плетнева 1974: 5, 11-12, 72-76). В настоящее время археологам известно около 1300 антропоморфных статуй этого кочевого тюркоязычного народа. Их картографирование позволило реконструировать картину расселения половцев — естественно предположить, что они ставили статуи только на землях своих постоянных кочевий. К сожалению, в подавляющем большинстве случаев точные данные о первоначальном (исходном) местонахождении того или иного изваяния отсутствуют. Обычно приходится ограничиваться сведениями о селе, куда статуя была принесена местными жителями. Однако, еще в ХVII в. тысячи подобных скульптур, сделанных преимущественно из песчаника, стояли на древних курганах и вообще на всяких возвышенностях, заметных издали участках степи. Как правило, изваяния стояли парами, но иногда число их расположения в одном пункте могло доходить до 20.
Рис. 49. Половецкие изваяния XI — первой половины ХIII вв.: 1 — женская фигура (справа, на поясе изображено зеркало); 2-3 — мужские фигуры в шлемах; у изваяния № 3 справа, на поясе изображены колчан, два кошелька и нож, а слева — сабля с кистями на эфесе и лук.
Основная масса половецких изваяний представляет собой «вполне реалистические фигуры с множеством разных подробностей в одежде, прическе и, главное, с прекрасно „проработанными лицами» (Плетнева 1990: 99). Характерная особенность почти всех подобных фигур — сосуды, которые они держат перед собой обеими руками на уровне пояса.
Считается, что поклонение рассматриваемым скульптурам является проявлением культа предков. «…Несмотря на некоторую обобщенную функцию покровителя рода, все изображенные были конкретными лицами, им воздвигались памятники после их смерти и они превращались в олицетворение предка» (Плетнева 1974: 75). Однако, эти статуи
не были надмогильными памятниками (Федоров-Давыдов 1966: 190) — они воздвигались в степи на высоких местах в специально оборудованных для этого святилищах. В ряде случаев около изваяний, располагавшихся на своем первоначальном месте, были обнаружены кости «жертвенных животных» — коня, быка, барана, собаки. Подобные святилища были выявлены на некоторых погребальных насыпях курганного могильника эпохи бронзы у с. Новоселовка в Приазовье. Так, на кургане 2 (Швецов 1979:203- 204) находилось сооружение из гранитных камней средних размеров, представлявшее собой в плане «двойную трапецию». В центре этого сооружения находились два половецких изваяния. Их основания были вкопаны в землю и стояли «лицевыми гранями на восток». Кроме этого, здесь же были найдены фрагменты третьей скульптуры.
В некоторых приведенных выше примерах сакральные объекты либо сопровождались сооружениями из камней (половецкие изваяния на кургане у с. Новоселовка), либо — были представлены ими непосредственно (жертвенник Жаргалант в Монголии). Действительно, различные выразительные каменные конструкции (а не отдельные камни) нередко выступали в древности в качестве святилищ и, прежде всего, здесь следует упомянуть мегалиты — объекты, возведенные из диких или грубо обработанных камней крупных размеров.
Наиболее известным мегалитическим святилищем является британский Стоунхендж (рис. 50). Процесс возведения этого объекта реконструируется в несколько этапов, наиболее ранний из которых относится к неолиту — концу IV тыс. до н. э. В это время здесь были сооружены кольцевой вал и ров диаметром около 115 м. Вдоль внутреннего края вала располагалось 56 ям (каждая — около 1 м в диаметре). Видимо, эти ямы являлись основаниями деревянных столбов, окружавших сакральное пространство. Во второй половине III тыс. до н. э. с гор юго-западного Уэльса сюда были доставлены 82 каменных блока; вес некоторых из них дождит до 4000 кг! Эти камни были установлены в виде двух концентрических кругов в центральной части площадки данного святилища. Предполагается, что именно с этим периодом связаны открытые здесь погребения по обряду кремации на стороне. Следующая стадия строительства Стоунхенджа относится к юнцу III тыс. до н. э. В это время камни, установленные ранее, демонтируются, а с расположенных в 32 км отсюда известковых холмов Мальборо транспортируются блоки песчаника гораздо больших размеров — вес некоторых из них достигал 50 тонн! Эти блоки были отшлифованы и установлены вертикально по кругу. Каждая пара таких «колонн» была соединена каменной «перемычкой», крепившейся на их вершинах. Внутри этой круговой мегалитической конструкции располагалось еще пять аналогичных П-образных сооружений, стоящих отдельно друг от друга (так называемых «грилитов»). Наконец, около середины II тыс. до н. э. «малые» каменные блоки из Уэльса были установлены вторично, дублируя круговое сооружение третьей стадии.
Остановимся также на любопытной группе мегалитических памятников — каменных лабиринтах европейского Севера, датируемых II-I тыс. до н. э. (рис. 51). Эти сооружения представляют собой выкладки из валунов, сделанные обычно на берегах морей и выполненные, видимо, по заранее продуманному плану. Конструктивная схема лабиринтов представляет собой спираль или систему концентрических кругов. Камни, образующие лабиринты, хоть и прослеживаются на современной дневной поверхности, как правило, поросли лишайником, а между рядами камней сформировался почвенный слой. На Кольском полуострове в непосредственной близости от подобных памятников были обнаружены сезонные стоянки, посещавшиеся рыбаками лишь во время рыбного промысла (Турина 1953: 418М19). Археологические исследования самих лабиринтов каких-либо определенных материалов не выявили.
Как показала Н. Н. Турина (1948: 133, 140- 142), планировка каменных лабиринтов чрезвычайно схожа с известными по этнографическим данным деревянными рыболовными конструкциями, задача которых заключалась в том, чтобы задержать в расставленных ловушках заходящую во время прилива рыбу, стремящуюся возвратиться в глубину моря в момент отлива». Делались такие ловушки вот как «в небольшом морском заливе… устраивается забор, чаще всего плетеный из прутьев или ельника, имеющий промежутки, в которые вставляются верши или морды, направленные отверстием в сторону, противоположную морю. Рыба, зашедшая за загородку во время прилива и при спаде воды стремящаяся вернуться в море, попадает в ловушки, обращенные в сторону входа, и не имеет возможности из нее выбраться». Предполагается, что каменные лабиринты являлись магическими символами рыболовных сооружений и «слагались древними рыбаками с целью обеспечения удачи на промысле». В качестве подтверждения этой гипотезы рассматривается находка обработанного позвонка молодого кита, который был сознательно использован в процессе выкладки ряда камней одного из лабиринтов около с. Дроздовка на Кольском полуострове. Известна и иная точка зрения, согласно которой лабиринты представляют собой лишь «памятники трудовой деятельности» — может быть древний рыболов просто использовал камни для изготовления плана деревянного сооружения-ловушки и обозначения мест наилучших уловов (Мулло 1966:185-193)?
Святилища далеко не всегда оказываются «самостоятельным» объектом; зачастую они представляют собой комплексы, входящие в состав иного археологического памятника. Чаще всего таким комплексом являются остатки некой постройки, выявленные либо в культурном слое поселения, либо — в непосредственной близости от него.
Так, остатки строения площадью оюло 30 кв. м, интерпретированного как эллинистический храм Афродиты (Сокольский 1964: 101-118), были открыты при раскопках античного города Кепы, располагавшегося на Тамансюм полуострове и входившего в состав Боспорского царства (рис. 52). Сооружение находилось за пределами города, являлось комбинированной каменно-глиняной постройкой. Предполагается, что здание было построено в первой половине II в. до н. э. и разрушено до основания в I в. до н. э. в период бурных военно-политических событий на Боспоре. В целле (внутреннем помещении) были выявлены три материковые ямы, заполненные «зольной супесью и мусорно-перегнойным грунтом»; видимо, эти ямы создавались для «ссыпания мусора и пепла при совершении религиозных обрядов». Стены целлы были отделаны штукатуркой, по которой была выполнена «богатая орнаментальная роспись». Из наждок, связанных с постройкой, следует отметить мраморный ковш. «Ковш снизу закопчен, внутри него обнаружены остатки заизвестковавшейся массы и красной краски». Очевидно, этот предмет относился к культовому инвентарю храма. Особое внимание привлекает мраморное изображение женской руки, держащей ритон (изготовленное отдельно, а не являющееся фрагментом скульптуры). Данный предмет считается вотивным приношением. Наиболее яркой находкой здесь оказалась мраморная скульптура Афродиты («Афродита Таманская»),
Рис. 52. План храма Афродиты II-I вв. до н. э. (а — ямы, б — пифос (сосуд для хранения зерна) из позднейшего перекопа, в — мраморная скульптура «Афродита Таманская», 1 — сохранившиеся участки фундамента храма), открытого при раскопках античного города Кепы на Таманском полуострове, и связанные с храмом находки предметов из мрамора: скульптура «Афродита Таманская»; изображение женской руки, держащей ритон; ковш.
Примером удачной интерпретации остатков деревянного сооружения в культурном слое поселения в качестве святилища может служить так называемая «большая постройка» (№ П-У-5), обнаруженная в ходе раскопок остатков городской застройки X в. на Варяжской улице Старой Ладоги (Петренко 1985: 105-113; Конев, Петров 2000: 114-117). В структуре застройки Ладоги данный объект (рис. 53) играл роль организующего центра. «Большая постройка», возведенная в 960-х гг., не являлась жилой, не было в ней обнаружено и следов хозяйственной деятельности. Эта конструкция полностью «выпадает» из всего контекста древнерусского домостроительства. Она представляла собой прямоугольное сооружение (площадью свыше 120 кв. м) с мощными двойными стенами высотой до 2,5 м и толщиной до 0,7 м. Внешний ряд стен составлял частокол из кольев, плах и горбылей. Основой конструкции внутренних стен являлись опорные столбы — по пять с каждой стороны. Сами стены состояли из горизонтально уложенных бревен (снизу) и жердей (сверху), крепившихся в выбранных в столбах пазах. Пол постройки, вероятно, был земляным. Никаких данных, свидетельствующих о наличии крыши, при раскопках получено не было.
Рис. 53. «Большая постройка» № II-V-5 из раскопок 1970-х гт. на Варяжской уп. Старой Ладоги, вторая половина X в.: 1 — план; 2 — разрез северной стены; 3 — металлическая подвеска со скандинавской рунической надписью; 4 — деревянные зооморфное и антропоморфное скульптурное изображение.
Многие находки из данного сооружения имеют несомненно культовый, ритуальный характер. Особое внимание привлекает металлическая подвеска со скандинавской сакральной рунической надписью. Кроме того в «большой постройке» обнаружен еще один предмет скандинавского происхождения — металлическое шейное украшение-обруч с «молоточками Тора» (характерные амулеты североевропейского язычества); а также — деревянные антропоморфные и зооморфные изображения. Внутри сооружения обнаружены черепа и кости животных, располагавшиеся в основном вдоль стен (остатки жертвоприношений?). Обращает на себя внимание дата прекращения функционирования этой постройки — 986-991 гг. Сооружение было уничтожено намеренно — стены завалены внутрь, юнцы составляющих стены кольев обрублены и подожжены. Очевидно, у нас есть все основания, чтобы связать разрушение «большой постройки» с крещением Ладоги после принятия Русью христианства.
Следует отметить показательный случай, когда сооружение, интерпретированное как святилище и в дальнейшем традиционно считавшееся таковым, при более внимательном рассмотрении оказалось памятником иного рода. В окрестностях Новгорода, в урочище Перынь были выявлены материковые останцы, окруженные кольцевыми рвами. В современной археологической литературе на основании результатов данных раскопок реконструируется «центральное святилище словен новгородских» IX-X вв., описываемое следующим образом: «Центральную часть святилища составляла приподнятая над окружающей поверхностью горизонтальная площадка в виде правильного круга диаметром 21 м, окруженная кольцевым рвом шириной до 7 м и глубиной более 1 м. Точно в центре круга раскопками выявлена яма от столба диаметром 0,6 м. Здесь стояла деревянная статуя Перуна, которая, как сообщает летопись, в 988 г. была срублена и сброшена в Волхов. Перед идолом наждался жертвенник — круг, сложенный из булыжных камней. Ров, окружавший культовую площадку, представлял в плане не простое кольцо, а ободок в виде громадного цветка с восемью лепестками. Такую форму придавали ему восемь дугообразных выступов, расположенных правильно и симметрично. В каждом таком выступе на дне рва во время языческих праздненств разжигали ритуальный костер…» (Седов 1982:261).
Однако, В.Я. Конецкий (1995: 80-85), обратившись к первичной документации исследований, убедительно отверг такую реконструкцию. Сомнения вызвала «восьмилепестковая» форма рва. Исследователь задался резонным вопросом: «Каким образом могла появиться столь странная форма рва, который при сыпучем песчаном грунте и под воздействием атмосферных осадков за короткий срок должен был неизбежно деформироваться?» Что же касается остатков костров во рву, то они, безусловно, присутствовали, но четкой системы в их расположении не прослеживается. В ряде случаев в качестве остатков костров были расценены находки одиночных древесных угольков. «…Никаких следов жертвенника не было обнаружено, за исключением камня продолговатой формы, найденного среди остатков отопительного сооружения в одной из позднейших полуземлянок, прорезавших материковый останец». Судя по чертежам, следы древесного тлена (остатки деревянной «статуи Перуна») также имеют прямое отношение к более поздней яме ХII-XIV вв. С учетом всех этих соображений, очевидно, что гораздо более убедительной трактовкой выявленного в урочище Перынь объекта является его интерпретация В.Я. Конецким как остатков разрушенного кургана. Размеры материкового останца и кольцевого рва вполне соответствуют подобным погребальным сооружениям. Аналогичные основания курганов, уничтоженных в ходе распространения в Новгородской земле христианства в конце X — начале XI вв., неоднократно исследовались раскопками.
Ритуальное значение можно приписать любым материальным остаткам древней повседневной жизнедеятельности. Нередко археологи склонны видеть некие признаки наличия жертвоприношения в самых неожиданных (а точнее говоря — вполне повседневных, бытовых) комплексах поселений. Так, одна из материковых ям, выявленных на селищ; первых веков нашей эры Лапайня в Литве, определена как «жертвенная» (Даугудис 1988: 15). Между тем, ни размеры (диаметр 80 см, глубина 90 см), ни находки из заполнения этой ямы (пепел, угольки, фрагменты керамических сосудов, несколько расколотых костей животных, кремневые пластины) не содержат даже какого-либо намека на возможность такой интерпретации — мы имеем дело с обычной ямой для бытовых отбросов.
Впрочем, иногда археологам удается зафиксировать комплексы, являющиеся достоверными свидетельствами разовых или многократных жертвоприношений животных или людей. Ряд примеров остатков ритуалов такого рода (костища, «медвежьи пещеры» и т.п.) был приведен выше. Рассмотрим некоторые более или менее достоверные случаи жертвоприношений, выявленные за пределами сакральных сооружений.
Наибольшую сложность представляет собой выявление жертвоприношений животных в культурных отложениях поселений. Как мы уже видели, сами по себе кости животных в таких ситуациях могут являться обычными отбросами (и чан® всего — являются ими). Как отличить от них результат ритуального убийства? Стоит отметить, что подобный вопрос, как правило, не ставится при обнаружении костей (а тем более — целых скелетов) животных в погребальных археологических памятниках. Связь таких находок с неким ритуалом обычно не вызывает сомнений. Вспомним 160 конских захоронений в кургане Аржан — это, конечно же, жертвенные животные, убитые в рамках погребального ритуала.
Убедительным примером жертвоприношения животных, открытого на поселении, могут служить находки 9 конских черепов и скелета коровы при раскопках Рюрикова городища под Новгородом (Носов 1990: 51, 54). В ложбине около городищенского холма здесь был выявлен хозяйственный комплекс конца IX — X вв., состоявший из пяти глинобитных печей. Эти печи являлись объектами коллективного пользования и предназначались для выпечки хлеба. Одна из печей располагалась в «небрежно срубленной бревенчатой постройке размерами 3×5 м». Под этой постройкой наждался скелет коровы без черепа и конечностей, интерпретируемый в качестве «строительной жертвы», которая должна была обеспечить дееспособность хозяйственного сооружения».
Конские же черепа, соответствовавшие по уровню залегания в культурном слое времени функционирования печей, конечно же, не являются захоронениями коней — только около одного из них было найдено «некоторое количество» костей скелета; у большинства черепов отсутствовали нижние челюсти. Предполагается, что первоначально черепа коней «располагались на пестах или ограждениях, навесах над печами или на крыше сруба печи в качестве, может быть, и жертвоприношения печам, и оберегов, охранявших как весь хлебный комплекс, так и скот, по-видимому молодняк, кормившийся у печей» (Семенов 1997: 180-186). Сведения, подтверждающие возможность именно такого расположения этих черепов, дошли до нас в изложении арабского дипломата первой половины X в. Ахмеда Ибн-Фадлана, который описывает жертвоприношения купцов-русов, встреченных им в столице Волжской Булгарии в в 922 г. (рис. 54)
Остатки человеческих жертвоприношений не всегда можно отличить от обычных захоронений. В одном курганов славянской знати IX-X вв., исследованном на р. Ловать (Конецкий 1994: 141), погребение по обряду кремации на стороне в вершине насыпи содержало пережженные кости по крайней мере трех взрослых людей. А в средней части кургана были выявлены еще два скопления пережженных костей, одно из которых было определено как захоронение ребенка. (Второе скопление костей не поддавалось возрастному определению.) Если пережженные кости в вершине насыпи, представляли собой погребение в полном смысле этого слова, то захоронение ребенка, совершенное в процессе возведения кургана, вполне могло являться жертвоприношением. Существование у славян традиции ритуальных убийств младенцев упоминается в письменных источниках.
Хрестоматийными примерами человеческих жертвоприношений стали находки в датских торфяных болотах, большая часть которых датируется второй половиной I тыс. до н. э. Очевидно, именно в результате ритуального убийства в IV в. до н. э. была прервана жизнь «Толлундского человека», найденного в одном из болот Ютландии, в ходе работ по добыче торфа около д. Толлунд. Причиной смерти было повешение — после того, как этот мужчина был умерщвлен и захоронен в болоте, кожаная веревка так и осталась на его шее.
Сакральный статус различных природных объектов (горы, рощи, родника, камня и т. п.) чаще всего невозможно зафиксировать археологически. Между тем, сведения о почитании в той или иной ритуальной форме подобных мест присутствуют в письменных источниках — в тексте «Устава князя Владимира Святославича о десятинах, судах и людях церковных» в перечне деяний, подлежащих церковному суцу, упоминается следую нее: «или кто под овином молится, или во ржи, или под рощением, или оу воды». Очевидно, выявить раскопками следы молений «во ржи» практически невозможно. Но в исключительных случаях археологам все же удается обнаружить остатки ритуалов такого рода — прежде всего это касается почитаемых деревьев. Со дна рек Днепра и Десны трижды были подняты стволы дубов со вбитыми в них кабаньими челюстями. Остановимся на находке, сделанной при расчистке русла Днепра. Дуб сохранился практически полностью, вместе с корнями. Высота дерева достигала 9,6 м. На высоте 6 м ствол дуба был «инкрустирован» девятью нижними кабаньими челюстями, таким образом, что снаружи были видны только клыки. Судя по тому, что клыки заросли древесиной на 4 см, дуб простоял в таком виде достаточно долго. Следует также отметить следы воздействия огня на стволе дерева. Дуб датируется 750 г. н.э. (+/- 50 лет). Сохранившиеся корни свидетельствуют о том, что он не был срублен — «можно предположить, что он был подмыт разливами Днепра и рухнут в реку, ще и пролежал до нашего времени» (Ивакин 1981:124, 126, 135).
Даврон Абдуллоев - специалист по археологии средневековой Средней Азии и Среднего Востока.
В истории Древнего Мира много проблем. Но не все они осознаются историками. К тому же не все осознанные проблемы оцениваются как актуальные, то есть не все они, по мнению специалистов, требуют незамедлительных исследовательских усилий. Одна из таких потерянных проблем - это древние святилища. Никто сейчас доподлинно не знает что такое древнее святилище. Определение термина слишком свободно: «святилище - место отправления культов в первобытной религии, обычно считается так же местом пребывания божества. То же, что храм».
Множество известных и, как кажется историкам, понятных памятников давно исследованы и классифицированы, они легко опознаются и называются. Памятники могут быть названы стоянками, поселениями (селищами, городищами), и разного рода могильниками (грунтовые, с надмогильными сооружениями, склепы, поля погребальных урн и прочее).
Однако довольно часто среди понятных сооружений и вещей встречаются объекты, не имеющие понятного смысла. Примеры многочисленны: насыпи без погребений, ямы, канавы, каменные выкладки, менгиры, стелы, ряды, кольца и иные группы камней, и прочее, и иное. Именно эти предметы называются историками ритуальными объектами (без указания ритуала, в котором они используются) или элементами святилищ. Там, где таких объектов много, или где они доминируют над понятными вещами, возникает представление о древнем святилище. Святилище это, образно выражаясь, отходы стандартной работы историков-археологов. Это то, что непонятно. Что с научной точки зрения бессмысленно.
В последнее время лишними объектами на памятниках древней истории стали интересоваться археоастрономы и астроархеологи. Благо, такие астрономы и такие археологи, наконец, появились и в нашей стране. И всюду они находят древние обсерватории. Очень много обсерваторий. Слишком много. Представления о древних святилищах и древних обсерваториях стали сближаться. Непонятые изгои ортодоксальной науки ощутили взаимное влечение.
Слишком часто археоастрономы в полевых исследованиях обнаруживают обсерваторные азимуты. В большинстве случаев эти азимуты не имеют технологического оборудования (рабочих мест наблюдателей, ближних или (и) дальних визиров) и археологически достоверных следов пользования этими азимутами с целью наблюдения в древние времена. Обычно памятники, содержащие обсерваторные азимуты, имеют небольшие размеры, и это сводит на нет технологические возможности наблюдения - слишком короткая база, то есть слишком короткое расстояние между наблюдателем и ближним визиром. Сплошь и рядом на видимой линии горизонта «обсерваторий» нет объектов, которые могут играть роль дальних визиров. Изредка сам видимый горизонт очень близок к наблюдателю, и это исключает качественную обсервацию. Но азимуты измерены и рассчитаны правильно! Азимуты есть, а обсерваторий нет! Типичная ситуация в отечественной астроархеологии.
Этот загадочный феномен, давно обнаруженный астроархеологами, компрометирует молодую науку в глазах солидной исторической и, вообще, гуманитарной общественности. Такое неприятное явление приходится объяснять техническими ошибками и случайными совпадениями. Но проку от этого тоже мало.
Проблема возникла в самом начале, то есть в момент рождения археоастрономии, и в самом её сердце - в Англии. Тогда, как, впрочем, и сейчас, общая и солидарная оценка гуманитарной общественности по поводу умственных способностей предков была чрезвычайно низкой. Признание возможности наблюдений за восходами и заходами светил представлялись европейским гуманистам и интеллектуалам высочайшим комплементом древним «троглодитам». В такой обстановке бессмысленно выяснять, зачем древним людям нужна пригоризонтная обсерватория. Сама по себе она уже признаётся высшим достижением ума диких предков. Образованная же публика, имеющая нулевое представление о любой астрономии, воображает древние обсерватории, подобные современным научным учреждениям.
Основное заблуждение современных исследователей на этот счёт состоит как раз во мнении, будто бы обсерватории нужны для практических целей. И, прежде всего, для ведения календаря. Теперь, после блестящих исследований Ларичева В.Е., легко понять, что древние люди великолепно владели разнообразным арсеналом календарей, и умели точно рассчитывать значимые для них астрономические события, не прибегая к громоздким и капризным обсерваторным инструментам. Так зачем же древним людям были нужны редкие полноценные обсерватории (есть и такие!), и многочисленные, но неразвитые обсерваторные азимуты? Научное гуманитарное мировоззрение не знает ответа на этот простой вопрос.
Ответ помогает найти новая естественнонаучная дисциплина, которую сейчас можно громоздко и неуклюже назвать «астроархеология духовной культуры». Она оперирует новой исследовательской технологией, которая открывает новые источники исторической информации, и позволяет дешифрировать все известные мифы. Описание результатов таких исследований представляет собой очень сложный текст, который по объёму многократно превосходит сам миф. Результаты удаётся изложить пока только в формате больших монографий. Сейчас же достаточно сообщить лишь короткие выводы, иллюстрирующие тему древних обсерваторий.
Абсолютный хронограф, содержащийся и обнаруживаемый в сюжетах множества (и, даже, большинства!) мифов, указывает на палеолит (от эпохи граветта до мезолита). Удалось восстановить и общие черты космологии людей того времени - она названа «ледяным космосом палеолита». Главным объектом космологии и главной ценностью Вселенной в палеолите признавалось, несомненно, Солнце. Древние «жрецы» постоянно и внимательно следили за поведением дневного светила, им важно было знать его точное местоположение среди звёзд в годовом движении. Наблюдение Солнца возможно практически только вблизи линии горизонта - для этого и создаются пригоризонтные обсерватории. Вспомогательное значение имеет так же наблюдение в утренней и вечерней зоре - наблюдение гелиакических состояний звёзд. Гелиакические восходы Сириуса, хорошо известные историкам, благодаря культуре Древнего Египта, восходят к древним практикам неолита и, вполне возможно, даже палеолита. Но и это - лишь часть богатого наследия эпохи камня в области астрономии и космологии. Так что, пригоризонтные обсерватории были всегда, когда были люди, и пользовались ими люди не только в календарных целях.
Особое отношение древних людей к линии горизонта обусловлено так же и тем, что именно там находились «звёздные врата» - путь человеческой души на небо . Душа, в отличие от тела, была, в представлении людей палеолита, двумерна и довольно тяжела (летать душа не умела), а потому, чтобы попасть на небо, легко и естественно преодолевала линию горизонта. Живое трёхмерное тело сделать этого не может никогда.
Солнце признавалось источником тепла, света, жизни, времени, пространства и порядка в мире. Оно же сотворило и линию горизонта. Древние люди жили в ориентированном мире. Ориентировка - это определение своего местоположения по отношению к востоку (orientalis - восточный), то есть к восходу, а позже - ко всем сторонам света. И эти стороны неслучайно назывались «сторонами света»! Солнечного света! С самого начала, с палеолита, стороны света определялись по обсерваторным азимутам. Описание таких сторон света полностью сохранилось в иранском священном тексте «Бундахишн», а намёки и фрагменты древнего способа ориентации остались в культуре древних греков и индусов.
От того места, откуда Солнце восходит в самый длинный день, до (места, где) оно восходит в самый короткий день, восточный кешвар Саввах. От того места, откуда оно восходит в самый короткий день, до (места, где) оно заходит в самый короткий день, - южная область, кешвары Фрададафш и Видадафш. От того места, где (Солнце) заходит в самый короткий день, до (места, где) оно заходит в самый длинный день, - западный кешвар Арзах. От того места где оно (восходит) в самый длинный день, (до места, где) оно заходит (в самый короткий [ошибка комментатора - нужно: «длинный», БКК] день), - северные кешвары Ворубаршт и Ворузаршт.
Когда Солнце поднимается, (его свет) достигает кешваров Савах, Фрададафш, Видадафш и половину Хванираса, а когда заходит по ту сторону (горы) Тирака, то освещает кешвары Арзах, Ворубаршт, Ворузаршт и половину Хванираса. Когда здесь день, там ночь.
Бундахишн. Перевод О.М. Чунаковой. Стр. 276 - 277. «Зороастрийские тексты». Суждение духа разума (Дадестан - и меног - и храд). Сотворение основы (Бундахишн) и другие тексты. Издательство подготовлено О.М. Чунаковой. - М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1997. - 352 с. (Памятники письменности Востока. СXIV).
В иранской системе сторон света начало отсчёта - точка восхода Солнца в день летнего солнцестояния. Отсчёт - по часовой стрелке . Особый интерес вызывает последний абзац «Когда Солнце поднимается...».
Дело в том, что предыдущее описание кешваров строго соответствует горизонтальной системе координат, в которой истинный горизонт принят за основной круг системы координат. Полюсами такой системы, как известно, являются надир и зенит. Иранские кешвары расположены в плоскости истинного горизонта. С этой точки зрения последний пассаж не имеет физического смысла.
Два разных смысла могут быть согласованы двояко. Во-первых, можно распространить описание кешваров на весь земной шар, с предположением, что древние иранцы имели адекватное представление о форме и географии Земли. Но и в этом случае формула «Каждый день Солнце освещает три с половиной кешвара» встретится с неразрешимым противоречием, вызванным наклоном земной оси к плоскости эклиптики.
Второе согласование своеобразно. Проще всего оно представляется в сравнении двух схем. Нужно сравнить схемы кешваров (рис.1) и схему «Вечного Зодиака» вместе с крестом сезонов определённой эпохи (рис.2). В последней схеме граница светлой и тёмной половин мира оказывается осью солнцестояний великого небесного креста, а сами половины - дневной и ночной частями Зодиака. На эклиптике эта ось отмечена точками солнцестояний. Существенная разница двух схем состоит в том, что точке лета в горизонтальной системе соответствует точка зимы в «Вечном Зодиаке». Однако замечательно, что конструкция «Бундахишна» содержит абсолютный хронограф. Достаточно знать азимут летнего солнцестояния. В Большекараганской долине (Аркаим) этот азимут, вычисленный для нижнего края диска на математическом горизонте, с поправками на удаление и рефракцию, имеет величину 47° 30 ′ 30 ′′ . Эта величина, в свою очередь, строго точно соответствует величине азимута «золотого сечения» круга . Такое сечение производится двумя разными радиусами: от направления «Запад» (первый радиус - азимут 270°) против часовой стрелки до второго радиуса с азимутом 47,5077636° (270° - 222,4922364°). Естественно допустить, что «золотое сечение» круга вычисляется по простой формуле: φ 360°, где φ = 0,61803399 есть «число Фибоначчи».
(1- 0,61803399) х 360° = 137,5077636°;
137,5077636° - 90° = 47,5077636° = 47° 30 ′ 27,95 ′′
В хронографе «Вечного Зодиака» оси солнцестояний с таким азимутом соответствует эпоха 1403 г. до н.э. Отрыв диска Солнца на видимой линии горизонта Аркаима с учётом всех поправок и на эпоху 2782 г. до н.э. происходил на азимуте 47° 42′ 04,06 ′′. Ось с таким азимутом на прецессионном хронографе датируется 1438 г. до н.э. Предпочтительнее дата 1440 г. до н.э., ибо ценность имеет число 1440, как удвоение великого магического числа 720.
На юге Ирана и в Месопотамии азимут имеет значение около 63° и датировку 25 век до н.э. Среднее значение 55° предполагает 20 век до н.э. и географические параллели юга Средней Азии или севера Ирана. Именно там историки обнаруживают родину пророка Заратуштры. «Астроархеология духовной культуры» даёт интересную возможность выбора места и времени для формирования космологических идей у древних иранцев.
Предыдущее описание кешваров в «Бундахишне» не единственное, но первое по порядку следования. Текст недвусмысленно сообщает, что оно (описание) относится к устройству неба и входит в объяснение движения Солнца и Луны вокруг горы Тирак , которая расположена в середине мира . Гора Албурз , напротив, располагается вокруг мира . Солнце движется над горой Албурз и вокруг горы Тирак. В Албурзе есть 180 окон на востоке и 180 окон - на западе. Солнце каждый день выходит из одного окна и заходит в другое, и все связи и движение Луны и звёзд зависят от этого. Речь, несомненно, идёт о 180 + 180 = 360 градусах окружности эклиптики.
... когда (Солнце) вышло из первой (звезды) дома (Овна), день и ночь были равны, это было во время весны. Когда (Солнце) достигает первой (звезды) дома Рака, время дня наибольшее, (это) начало лета. Когда (Солнце) достигает первой (звезды) дома Весов, день и ночь равны, (это) начало осени. Когда (Солнце) достигает (первой звезды) дома Козерога, ночь больше, (это) начало зимы, а когда оно достигает Овна, ночь и день опять равны. Так что с того времени, когда оно выходит из Овна, до того как оно вернётся в Овен, за триста шестьдесят дней и пять дней дополнительных оно входит и выходит через те же окна.
Классика. Священный календарь Древнего Египта и пресловутый «ноль Овна». В астрологии и астрономии именно этими значками и именно этих знаков Зодиака обозначают точки солнцестояний и равноденствий. При этом считается, что таким образом зафиксирована эпоха изобретения такой системы координат и системы обозначений. Эта эффектная формула в действительности не содержит астрономической определённости. С оговорками и натяжками можно получить крест двух эпох: эпохи 700 г до н.э. и эпохи начала нашей эры. Так что, анализ обнаруживает, по крайней мере, три эпохи редактирования космологических формул. Однако сейчас обсуждаются не формулы фиксации сезонов, а система кешваров. Дальше по тексту как раз и следует уже известное описание кешваров. Первое описание.
Но есть и второе описание. Между ними - битва злого духа с созданиями мира Ормазда. Второе описание кешваров - это описание земных объектов. Первое - устройство небесных конструкций, второе - земных.
В день, когда Тиштар пролил дождь и когда от этого появились моря, вся местность, наполовину залитая водой, разделилась на семь частей. Часть, равная половине (всей местности), - центр, а шесть частей - вокруг. Эти шесть частей равны Хванирасу, их назвали («кешвар») и они расположены бок о бок: так, часть, которая в восточной стороне от (Хванираса), - кешвар Савах, в западной - кешвар Арзах, в южной две части, кешвары Фрададафш и Видадафш, в северной две части, кешвары Варубаршт и Варузаршт, а тот, что центральный, - Хванирас. В Хванирасе есть море, так как его окружает море Фрахвкард. Из Ворубаршта и Ворузаршта выросла высокая гора, так что никто не может пройти из кешвара в кешвар. Из этих семи кешваров больше всего всякого блага сотворено в Хванирасе, и Злой дух наделал больше всего (вреда) для Хванираса из-за опасности, которую он видел в нём, потому что Каяниды и герои были созданы в Хванирасе и добрая вера маздаяснийская была создана в Хванирасе, а потом она была перенесена в другие кешвары. В Хванирасе родился Сошйанс, который ослабит Злого духа и вызовет воскрешение и телесное воплощение.
Бундахишн (Перевод О.М. Чунаковой. Стр. 272 - 273)Это второе описание содержит в себе элементы исторической геодезии, то есть является земным объектом, и соответствует конструкции Аркаима. Точнее - Аркаим, в общих чертах, моделирует картину мира, соответствующую второму описанию кешваров «Бундахишна». Поскольку Аркаим оснащён ещё и полноформатным обсерваторным комплексом, постольку можно утверждать, что оба описания кешваров Бундахишна, опять таки в общих чертах, соответствует космологии Аркаима. Космология Аркаима, вопреки легкомысленному мнению некоторых историков-археологов, соответствует вовсе не мировоззрению предков индийских ариев, а, напротив, восходит к мировоззрению предков иранских ариев .
Обсерватория Аркаима содержит в себе не только все значимые солнечные азимуты, но и, что труднее объяснить, все значимые азимуты событий Луны. Азимуты крайних событий восходов полной Луны, а не азимуты крайних событий Солнца, формируют контур горизонтальной проекции внешних обводных стен «городища» Аркаим. Комплекс Аркаим включает в себя не только центральный объект, который археологи упорно называют «городищем», но и размеченную линию горизонта, вместе с оборудованием обсерваторных азимутов, найденных как под линией горизонта в долине, так и за горизонтом и за пределами долины. Это очень сложный комплекс. Именно его следует называть организованным пространством и Космосом. В схеме комплекса ясно выделяется центральная часть, середина мира - авестийская Хванирата, и шесть авестийских каршваров - три сектора наблюдений восходов Солнца и Луны и три сектора наблюдений заходов Солнца и Луны. Число частей совпадает с двумя описаниями «Бундахишна», а вот их местоположение различно.
Теперь можно утверждать, что Аркаим и Большекараганская долина представляют собой сложный комплекс разномасштабных моделей мира, объединяющих космологию индоевропейцев - солнцепоклонников эпохи неолита и раннего металла. Здесь Небо и Земля соединились в неразрывную единую структуру с взаимодействующими частями. Этот объект представляет собой один из самых сложных вариантов ориентированного и организованного пространства, созданного людьми. С уральским Аркаимом, Синташтой и всей Страной Городов сейчас, в полученных уже исследовательских материалах, могут соперничать только Древний Египет и Древний Китай.
Создать такое организованное и ориентированное пространство с помощью примитивных измерительных приёмов невозможно. Для полного понимания древних творений требуется, чтобы уровень исследовательских технологий был выше, чем уровень технологий создателей. Но этого достичь до сих пор не удаётся. Исследовать почти невозможно - всё время приходится учиться.
Теперь нечего удивляться тому, что на территориях исторической жизни индоевропейцев находятся памятники с не вполне ясным назначением, на которых обнаруживаются обсерваторные азимуты без явных признаков наблюдательной практики. Эти объекты вписывались в организованное пространство и ориентировались в сложной космологической системе координат. Теперь уже недостаточно, по старой привычке, называть эти объекты святилищами и на этом заканчивать исследование. Нужно восстанавливать и систему координат, и замысел древних мастеров - и это тоже уже можно.
Рис. 1а. Схема арийских каршваров в Бундахишне (авестийские названия, «карш» от «кат» - линия) в горизонтальной системе координат (математический горизонт). Седьмой каршвар - Хванирата - середина. В середине Хванираты - Эран Вэйо (арийское семя).
Крупными линиями показаны азимуты восходов и заходов Солнца (середина диска). Мелкие линии - азимуты восходов и заходов полной Луны, в сутки, близкие к равноденствиям и солнцестояниям. Параллель системы (линия запад - восток) совпадает с азимутами восхода и захода Солнца в весеннее и осеннее равноденствия. Схема соответствует азимуту летнего солнцестояния 47,5° для геодезической широте 52° 39 ′ - широте Большекараганской долины (памятник Аркаим, синташтинская археологическая культура, эпоха средней бронзы - 2782 г. до н.э.).
Наблюдательный сектор восхода Солнца в день равноденствия и крайних восходов полной Луны в сутки, близкие к равноденствиям, в древности назывался Савахи (Утро, Восток, в смысле восточный ветер) . Наблюдательный сектор заходов Солнца и Луны в те же дни - Арэзахи (Заход, Запад, в смысле западный ветер). Наблюдательный сектор Солнца в день летнего солнцестояния и крайних положений полной Луны в сутки, близкие к зимнему солнцестоянию (высокая и низкая зимняя Луна) назывались Вооуруджарэшти. Воорубарэшти . Сектор наблюдения восходов Солнца в день зимнего солнцестояния и крайних положений полной Луны в сутки, близкие летнему солнцестоянию (высокая и низкая летняя Луна) назывались Фрададафшу. Сектор наблюдения соответствующих заходов - Видадафшу.
Секторы в окрестности меридиана (северный и южный, в которых никогда не появлялись Солнце и Луна) в древности не имели названия и были пусты. В мировоззрениях солнцепоклонников параллель предпочтительнее меридиана.
Рис.2 Схема системы координат «Вечный Зодиак», совмещённая с проекцией рельефа материка памятника Аркаим
Рис.3 Схема системы координат Вечный Зодиак с крестом сезонов эпохи 1400 г. до н.э. (азимут оси солнцестояний 47,5°)
